Настоящее счастье рождается из самых неожиданных испытаний.
Ольгу затолкали в машину так стремительно и неожиданно, что она даже не успела испуганно вскрикнуть. Она никак не ожидала, что в наше время, в самом сердце вполне приличного Острога, подобное может произойти.
Ещё утром она была обычной женщиной: мамой, санитаркой, измотанной, с промёрзшими руками и мечтой о горячем чае. А к вечеру — оказалась в салоне шикарного чёрного джипа рядом с пьяным мужчиной с бородой и его немым спутником.
Ольга трудилась санитаркой в курортном учреждении — место хоть и удалённое, но весьма уважаемое. Добиралась туда на электричке, а затем шла почти километр по просёлочной дороге, мимо гаражей и заборов.
Летом это не было проблемой — свежий воздух, сухая тропинка. Но зимой становилось жутко. Особенно рано вечером, когда смеркалось, а смена заканчивалась около восьми часов.
Ольга не раз прижимала к груди изношенную сумку и ускоряла шаг, пробегая мимо тусклых фонарей, стуча каблуками по утоптанному снегу. Однако в тот вечер произошло нечто иное.
Не у гаражей, не на пустынной тропе — прямо у станции, в месте, где обычно всегда суетятся люди, остановился большой чёрный внедорожник. Стёкла были затемнены, двигатель ровно и уверенно гудел. Окно со стороны водителя опустилось, и мужской голос с хрипотцой весёлого оттенка произнёс:
— Прокатимся, красавица?
Ольга прищурилась. Никто особенно не называл её красавицей — особенно в зимней шапке, в поношенной шубе, в сапогах с трещиной на подошве. В иной ситуации она, возможно, иронично улыбнулась бы. Но сейчас не было настроения для шуток: нос замёрз, из глаз текли слёзы от ветра, в животе урчало.
До электрички оставалось семь минут, и единственным её желанием было оказаться в тёплом вагоне, затем — в детском саду за дочерью, а после — дома, где нужно было растопить печь, приготовить ужин, вымыть пол и, наконец, уснуть, едва сняв одежду.
— Расплющи глаза, какая я тебе красавица, — буркнула она и двинулась вдоль дороги по утоптанной тропинке.
Она надеялась, что отстанут. Но джип обогнал её, снова замедлился. Из машины вышел второй — высокий, молчаливый, с широкими плечами и уверенной походкой. Он не стал произносить ни слова.
Просто ловко схватил её под локти, словно переносил не женщину, а чемодан, и усадил на заднее сиденье.
— Ты мне понравилась, — произнёс бородач, усевшись рядом. — Значит, поедешь со мной. Ужинать.
Ольга вжалась в спинку кресла. Сердце билось так громко, что казалось, его слышно по всему салону.
В голосе этого человека не чувствовалось ничего хорошего — лишь пьяное самодовольство и привычка получать всё, что захочется. Она умоляла, почти на грани истерики:
— Отпустите, пожалуйста! У меня дочка! Четыре года! Меня ждут! Я некрасивая, мне тридцать два, разговаривать не умею… Эта шуба не моя, соседка дала… А под ней — старая кофта и спортивные штаны…
Слёзы текли по её лицу, ей было стыдно и страшно. Но произошло странное: молчаливый водитель наклонился и что-то прошептал бородачу. Тот сначала покачал головой, потом махнул рукой и буркнул:
— Ладно. Не плачь. Я давно слежу за тобой на курорте. Видел твою кофту. Ты на мою маму похожа. Она мечтала, чтобы её в ресторан сводили. Поехали, не капризничай. Хочешь, платье куплю?
— Я хочу домой… — всхлипнула Ольга. — Дочку забрать надо.
— А сколько ей?
— Четыре.
— А отец где?
— Ушёл… — проглотила слёзы Ольга. — Его мать науськала… Сказала, что у нашей дочки души нет. Что она из пробирки. Мы ЭКО делали. Сначала он согласился, а потом она… Ну, он очень внушаемый…
Бородатый внезапно стал серьёзным.
— Из пробирки, значит. Души нет… Странные люди. Ладно. Поехали посмотреть на твою дочку. Где ваш детский сад?
Ольга не знала, радоваться ей или опасаться. Но противиться не было сил. Она надеялась только на водителя — тот, кажется, был не похож на своего хозяина.
В детском саду они появились словно снежный ком среди тёплого утра: женщина в старой шубе, двое незнакомых мужчин — один с бородой, другой молчаливый и сосредоточенный.
Родители детей, воспитательница, няня — все уставились на Ольгу, словно встретили знаменитость. Катя, дочь Ольги, не испугалась. Она вообще не была пугливой.
— Это Дед Мороз? — спросила она бородатого. — Вы моего папу не видели?
Ольга смутилась, но привычно ответила:
— Катя, мы уже говорили об этом…
— Я просто спрашиваю, — пожала плечами девочка.
Когда они снова оказались в машине, Катя сразу полезла к рулю:
— Я тоже умею управлять машиной!
Бородатый рассмеялся:
— Забавная. Ты же говорила — не настоящая. Мороженое хочешь?
— Хочу! — обрадовалась девочка. Они заехали в кафе, купили мороженое, а затем направились в супермаркет. Бородатый набросал в корзину ананасы, сыр с плесенью, оливки и вяленую рыбу.
Ольга робко взглянула на всё это и подумала, что лучше бы взять курицу, макароны, масло и чай. Водитель, молча, осторожно положил в корзину хлеб, молоко, обычный сыр и детские творожки.
Домой их доставили с тяжелыми пакетами. Бородатый, уже не такой веселый, напросился на чай. Пока Ольга растапливала печь, он с удивлением осматривал интерьер.
— У вас действительно туалет на улице?
— Да, — усмехнулась Ольга.
— А отопление?
— Печка.
— Муж, значит, ушел? Дом оставил?
— Сказал, что раз ребёнок не настоящий — пусть он и остается с ним. Бородатый фыркнул:
— У меня отец ушёл, когда я был маленьким. Тоже говорил, что мама слишком упрямая. Но мама была крепкая. Я вот смотрю на тебя… Ты такая же, да?
Ольга промолчала. Она не знала, какая она на самом деле. Сильная ли. Просто делала то, что нужно. Потому что никто другой не сделает этого за неё.
Когда гости ушли, и Катя уснула, Ольга впервые за долгое время позволила себе расплакаться. Она рыдала долго и громко, как ребёнок.
Страх, усталость, обида, боль, одиночество — всё вылилось сразу. Даже Катя проснулась, обняла её маленькими руками и тихо сказала:
— Мамочка, не плачь. Я с тобой. На следующий день тот же джип стоял у проходной курортного комплекса. Без бородатого, только водитель.
— Садись, — предложил он. — До Житомира подброшу.
— Ты что, тоже поклонник мамок? — фыркнула Ольга, но без злобы.
— Да брось… — вздохнул он. — Просто по пути. И я не дурак — вижу, тебе страшно. А если страшно — надо подвезти.
Ольга задумалась, затем села.
— А где твой хозяин?
— Отсыпается. У него вчера… был день рождения мамы. Ну, если бы она была жива.
— Понимаю, — кивнула Ольга. — Значит, так он празднует?
— Не всегда. Он вообще не такой. Просто одинокий, понимаешь?
Ольга кивнула. Она знала — одинокие мужчины бывают несчастны по-разному.
Проехали половину пути в тишине. Потом водитель всё же спросил:
— А правда, что ребёнок из пробирки?
Ольга посмотрела в окно и тихо ответила:
— Да. Правда. Но она — самое дорогое, что у меня есть.
Ольга задумалась, глядя в окно. Коробка с подарками стояла на старом комоде, и каждый раз, проходя мимо, она невольно бросала на неё взгляд — словно боялась, что та вдруг исчезнет или заговорит.
Кто из них двоих прислал её — бородач или Михаил — оставалось неясным. Однако одно было очевидно: кто-то решил сделать что-то доброе. Просто так. Без условий. И это смущало её куда сильнее, чем если бы просили что-то взамен.
На следующий день джип снова появился у проходной. Но на этот раз из него вышел сам бородач.
— Привет, — произнёс он с лёгкой неловкостью. — Я… просто хотел узнать, не обидел ли тебя в тот вечер. Вёл себя грубо. Был дураком, короче.
Ольга молчала, глядя на него. Он выглядел иначе — трезвый, аккуратный, даже несколько растерянный. В руках у него была не роскошная упаковка и не цветы, а обычная коробка с пиццей.
С сырной — её любимой, хотя он и не мог об этом знать.
— Можно пару слов? — продолжил он. — В машине две порции. Хотел угостить. Если неудобно — просто уйду. Ольга сомневалась. Желание отказать, уйти, отмахнуться боролось с чем-то в его взгляде — усталостью, одиночеством, почти детской надеждой. Она кивнула.
Они уселись в машине, ели пиццу, и разговор завязался сам собой. Выяснилось, что бородач — Дмитрий, владелец небольшого бизнеса, который передал управление менеджеру, устав гнаться за прибылью.
С матерью он проживал до её смерти пять лет назад, ухаживал за ней до последнего дня. Никогда не был женат, детей не имел.
В тот вечер он действительно был пьян: выпил за маму — в день её рождения. И увидел Ольгу, словно внезапно… в ней осталось что-то от той женщины. Сила. Тишина. Добро.
— Я не сразу понял, что переступил черту. Но когда увидел твою дочку… — он замялся, подбирая слова. — Понял, что ты настоящая. И она — настоящая. Пусть даже сто пробирок будет. Главное — как ты её любишь.
Ольга слушала, сжимая чашку с кофе обеими руками, чтобы пальцы не дрожали. Не от страха — от потока эмоций. Никто давно так не говорил с ней. Никто не смотрел, как на человека, а не как на санитарку, мать-одиночку, уставшую женщину в изношенной шубе.
С тех пор Дмитрий стал появляться чаще. Но не навязчиво. Иногда привозил пакет продуктов, «заезжал по дороге», иногда оставлял у калитки книгу для Кати, а иногда просто звонил:
— Как ты? Всё в порядке?
Он ни разу не пытался остаться, не просил впустить, не заводил разговоры о чувствах. Просто был рядом. И для Ольги это было новым — именно так, без давления. Без «должна». Без намёков. Просто по-человечески.
Однажды, когда снег начал таять, и на дорожках появилась первая грязь, Ольга не выдержала:
— А зачем ты всё это делаешь?
Дмитрий пожал плечами:
— Просто хочется. С тобой легко. И с Катей весело. А если однажды надоем — скажешь. Я уйду. Но если честно… не хочу.
Весна пришла с неожиданной оттепелью и письмом от бывшего мужа. Он хотел вернуться. Просил прощения. Говорил, что ошибался, что мама давила, что соскучился. И что хочет быть отцом.
Ольга смотрела на строки и не испытывала ничего. Ни боли, ни злости, ни желания мстить. Только равнодушие.
Как будто эти слова были адресованы не ей, а другой женщине. Той, что когда-то верила, ждала, надеялась. Но та женщина давно ушла. Осталась другая — сильная, уставшая, но живущая.
Дмитрий узнал об этом случайно. Ольга не хотела говорить, но Катя, болтая в машине, проговорилась:
— Папа письмо прислал! Только маме не понравилось. Она порвала. А Дима, ты теперь наш?
Он замолчал, затем сказал:
— Знаешь, я не против. Если вы не против.
В тот момент Ольга впервые первой коснулась его руки. Лето было совсем иным. Дом наполнился светом, ароматом свежего хлеба, детским смехом.
Дмитрий купил небольшой кондиционер, чтобы в комнатах не было жарко. Построил туалет в доме. Сам. Вместе с Михаилом. Купил Кате велосипед. Купил Ольге новое пальто «на осень». А затем — и кольцо. Без лишних слов. Просто протянул:
— Хочешь — да. Не хочешь — не дави. Я подожду.
Ольга долго смотрела на него, затем прошептала:
— А ты знаешь, что ты совсем не дурной?
Он улыбнулся:
— Запиши это. Мне никто такого не говорил.
Через год они поженились. Тихо, без гостей, просто расписались и вернулись домой — жарить картошку. Когда вечером Катя втиснулась между ними на диван и уснула, прижавшись к обоим, Ольга прошептала:
— Я думала, нам ничего уже не светит. А оказалось… даже из пробирки может начаться настоящая семья.
— Запиши это. Мне никто такого не говорил.
— Я думала, нам уже ничего не светит. Но оказалось… даже из пробирки может зародиться настоящая семья.
Дмитрий промолчал. Лишь крепко сжал её руку, и всё стало ясно.
Осень наступила незаметно. Первые желтые листья опадали с яблонь в саду, который Дмитрий освободил от сорняков ещё летом. На веранде лежали связки трав, аккуратно собранные в пучки, а на лавке стояла деревянная миска с только что собранными антоновскими яблоками.
В доме витал аромат пирогов с капустой, а на плите тихо булькала кастрюлька с куриным бульоном. Ольга суетилась на кухне: одновременно проверяла тесто, укутывала Катю в шерстяной жилет и мысленно составляла список дел на завтра.
— Мам, а у нас будет братик? — неожиданно спросила Катя, обнимая своего плюшевого зайца. Ольга чуть не уронила ложку.
— Почему ты так решила?
— Дима сказал, что если очень захотеть — всё возможно. А я хочу!
Ольга улыбнулась, хотя сердце её слегка сжалось. Она давно смирилась с тем, что ЭКО — единственный путь для них. Но теперь, рядом с человеком, который не боится испытаний, который уже стал отцом для Кати — может, всё действительно осуществится?
Вечером Дмитрий вернулся с мешком картошки и охапкой ярких хризантем.
— Что это за роскошь? — удивилась Ольга, принимая цветы.
— Говорят, если женщину осенью не баловать — зима будет суровой.
Он снял куртку, поцеловал Катю в макушку и, притянув Ольгу за талию, добавил:
— А ещё я записал нас в центр. Там, где делают ЭКО. Просто на консультацию, без обязательств. Просто чтобы знать.
Ольга молчала. Долго смотрела на него, и в её глазах читались не просто слова. Благодарность. Надежда. Любовь. Консультация прошла спокойно. Врачи были приветливы, объяснили, что шансы есть, хоть и не слишком высокие.
Потребуется время, терпение, анализы. И, конечно, деньги — но теперь Дмитрий работал на себя и зарабатывал довольно хорошо. Он не обещал чудес. Просто держал Ольгу за руку и говорил: «Пробуем, потому что хотим. Не потому, что надо.»
Прошло полгода. Ольга уже почти забыла о визитах в клинику, ежедневная суета отодвинула их на второй план. Но однажды утром, собираясь на утренник с Катей, рука сама потянулась за тестом.
Просто чтобы проверить. И, сидя в ванной с дрожащими пальцами, она вдруг увидела две полоски.
Мир остановился. Затем завертелся с бешеной скоростью. Слёзы, звонок Дмитрию, визит к врачу — всё, как в первый раз, но теперь иначе. Без страха. Без одиночества.
Беременность протекала тяжело, но ровно. Дмитрий возил её в клинику, готовил завтраки, делал массаж и носил на руках — почти буквально, когда на седьмом месяце у неё опухли ноги. Катя рисовала младшему брату картинки и читала сказки, разговаривая с животом.
Когда Ольга родила, Дмитрий плакал, не скрывая чувств. Держал сына на руках и повторял:
— Ты настоящий. По-настоящему настоящий. Как и твоя мама. И сестра. И вся наша жизнь.
Прошло три года.
Во дворе их дома — теперь утеплённого, с новой крышей и бойлером — стояли качели. На них качалась Катя, уже школьница с хвостиками и ранцем с феями. Рядом — Дмитрий с маленьким Ильёй на плечах. Ольга вышла на крыльцо с чашками компота и села на лавку.
Соседка Тамара Сергеевна, проходя мимо, прищурилась:
— Ох, Олюшка, кто бы мог подумать, что тот самый вечер с джипом станет началом всего хорошего?
Ольга улыбнулась:
— Да уж. Тогда я думала — это конец. А оказалось — всего лишь поворот.
— Ты счастливая, дочка. И дочка у тебя настоящая. И сын. И муж, гляжу, не в пример другим.
Ольга посмотрела на своих. Катя смеялась, Илья что-то лепетал, Дмитрий взглянул в её сторону и подмигнул.
— Да, — тихо произнесла она. — Мы все настоящие. Все.